Но помощник священника решил положить конец непозволительному поведению витражей. Он взял крест и свечу и, в сопровождении хориста — тот давился от смеха, размахивая кадилом, — принялся ходить от окна к окну, бормоча специальные молитвы для изгнания духов. Гвендолен любезно останавливала каждого святого, когда помощник священника приближался к нему, — причем именно в том месте, где святой находился (так, например, бедолага король застыл где-то посредине стены), но как только изгоняющий духов поворачивался спиной, святые принимались еще пуще лупить друг друга. Прихожане следили за всем этим, охая и ахая.
И тут Крестоманси обернулся и поглядел на мистера Сондерса. Тот кивнул. Последовала какая-то вспышка, и Мура даже чуть подбросило на скамье, зато в следующее мгновение святые уже оказались на своих местах и чинно замерли, переливаясь разноцветным стеклом.
Гвендолен возмущенно подняла голову и пожала плечами. В ту же секунду в дальнем конце церкви гигантский каменный крестоносец с диким скрежетом оседлал свою гробницу и показал священнику нос.
— Возлюбленные мои чада, — начал было священник, но осекся, увидев крестоносца. Потрясенный, он не мог выдавить из себя ни звука.
Помощник священника попытался скорей усмирить рыцаря. Каменному детине это явно не понравилось — он угрожающе поднял огромный меч. Но тут мистер Сондерс сделал быстрый жест и вновь навел порядок: крестоносец раздраженно опустил меч и улегся на место, так громыхнув напоследок, что все вздрогнули.
— Да, многие в этом приходе так и не очистились от греха, — горестно прошамкал священник. — Помолимся же, дети мои.
Когда прихожане потянулись на выход, Гвендолен спокойно смешалась с толпой, словно не замечая потрясенных взглядов, устремленных на нее со всех сторон. Милли догнала ее и схватила за руку. Она была сильно расстроена.
— Какой стыд, маленькая ты безбожница! Я не осмеливаюсь даже заговорить с бедным священником. Знаешь ли, иногда можно зайти слишком далеко!
— И со мной это произошло? — спросила Гвендолен с неподдельным интересом.
— Почти, — ответила Милли.
Но, по-видимому, черту Гвендолен еще не переступила. Во всяком случае, Крестоманси ничего ей не сказал, а вместо этого очень долго и ласково беседовал со священником и его помощником.
— Почему твой отец не выбранит Гвендолен? — поинтересовался Мур у Роджера, когда они шли назад по аллее. — Она свирепеет, когда ее не замечают.
— Понятия не имею, — пожал плечами Роджер. — Нас он здорово ругает, если мы балуемся волшебством. Может, он надеется, что ей самой это надоест. Не говорила ли она тебе, чем собирается заняться завтра? — Роджер с явным нетерпением ждал новых проделок Гвендолен.
— Нет. Она злится на меня за то, что я играл с тобой в солдатики.
— Ну и очень глупо с ее стороны считать тебя своей собственностью... Ладно, давай-ка оденемся попроще и пойдем достраивать наш древесный домик.
Гвендолен, понятное дело, рассердилась еще больше, когда Мур снова стал играть с Роджером. Вероятно, этим объяснялась ее новая затея. Впрочем, как призналась сама Гвендолен, у нее были и другие причины. Так или иначе, но в понедельник утром Мур проснулся в кромешной тьме. Решив, что еще глубокая ночь, он повернулся на другой бок и снова заснул.
Но минуту спустя его разбудила Мэри:
— Эрик, уже без двадцати девять! Вставай!
— Но еще совсем темно! — запротестовал Мур. — Что, идет дождь?
— Нет, — ответила горничная. — Это твоя сестрица опять взялась за свое. И откуда только силы берутся у такой маленькой девочки — ума не приложу!
Унылый, как всегда по понедельникам, Мур вылез из кровати и тут же понял, почему так темно. Каждое окно было буквально залеплено густой листвой деревьев — листьями зелеными и начинающими желтеть, голубоватой хвоей кедров и сосновыми иглами. К одному стеклу прижимался буйно цветущий розовый куст, к двум другим — обильные виноградные грозди. Казалось, за окнами не меньше чем на милю раскинулся непроходимый лес.
— Ну и дела! — воскликнул Мур.
— Да, вот так-то! — отозвалась Мэри. — Твоя сестрица заставила все деревья, все кусты в округе подобраться к Замку вплотную. Интересно, что еще она учудит?
Из-за темноты Мур совсем раскис. Ему даже одеваться не хотелось. Но Мэри стояла над душой, заставляя еще и умываться. Мур понял, почему она так усердствует: ей нужно было пожаловаться кому-то на всю эту мороку с деревьями. Ока�ывается, тисы из английского сада так плотно прижались к кухонной двери, что слугам пришлось прорубать дорогу для молочника. Возле парадного входа сгрудил�сь три могучих дуба, поэтому никто не мог ни войти, ни выйти.
— А еще она поставила тисы прямо на яблоки, попадавшие на землю, поэтому в кухне стоит такой запах, как будто у нас варят сидр, — вздохнула Мэри.
В игровой комнате, куда Мур еле добрел, оказалось еще темнее. В призрачном зеленоватом свете он разглядел лицо сестры, по понятным причинам бледное и усталое. Но было видно, что она собой довольна.
— Знаешь, по-моему, затея с деревьями — неудачная, — шепнул ей брат, когда Роджер и Джулия перешли в классную комнату. — Почему ты не могла придумать что-нибудь безобидное и веселое?
— Потому что нечего делать из меня посмешище! — прошипела Гвендолен. — А потом, мне нужно было проверить, насколько я могущественна!
— Думаю, ты очень могущественна, — признал Мур, разглядывая густую листву конского каштана, притиснутую к стеклу.
— То ли еще будет, — ухмыльнулась Гвендолен, — когда я получу драконью кровь.
Мур едва не проболтался, что он видел драконью кровь в лаборатории мистера Сондерса, но вовремя прикусил язык. Гвендолен и так не знает удержу.